Баллада о переднем крае /Ник Ветров/

Дни, недели сменяют друг друга.

И в декабрь, и в знойный июль

Хлещет в нас ненавистная вьюга

Из осколков, снарядов и пуль.

Дни, недели летят, словно птицы,

Нам не счесть пролетающих стай.

На войне есть одна лишь граница,

И передний зовут её край.

"Передок" - не простое явленье:

То вперёд он идёт, то назад,

И на нём от двух сил столкновенья

Во все стороны искры летят.

Каждый день - перестрелки и стычки,

Каждый день - изнурительный бой.

"Передок" - это к смерти привычка

И к нужде рисковать головой.

Напиши мне потом... /Дмитрий Мельников/

Напиши мне потом, как живому, письмо,
но про счастье пиши, не про горе.
Напиши мне о том, что ты видишь в окно
бесконечное синее море,

что по морю по синему лодка плывет
серебристым уловом богата,
что над ним распростерся космический флот -
снежно-белая русская вата.

Я ломал это время руками, как сталь,
целовал его в черные губы,
напиши про любовь, не пиши про печаль,
напиши, что я взял Мариуполь.

Не услышать /Юрий Беридзе/

Я долго вслушиваюсь в море -

молчит угрюмая вода.

Её молчанье не оспорить,

она в молчании тверда.

Из глубины мне не услышать

последний корабельный всхлип

да крик отчаянный мальчишек,

что с кораблём ко дну пошли...

Солнце в осколках /Александр Карпенко/

Ты откуда пришла, синева?
Распростёрла горячие крылья,
И в щемящем до боли усилье
Закружилась моя голова...

Ты поведай мне боль, синева!

Ты - как будто усопшая память,
Что от века кружится над нами -
И не может облечься в слова...

Ты - как будто уставшая грусть,

Что покой расплескала в лазури,
Бушевавшие выстрадав бури,
Пересилив их горестный груз...

Курские соловьи /Наталия Коненкова/

Занимался закат кроваво.

А бойцы вспоминали маму.

Отчий дом бойцы вспоминали.

Фотокарточки милых держали.

Над рекой полыхали зарницы,

Спали в гнёздах, нахохлившись, птицы;

И в июльской тиши прохладной

Соловьям было петь отрадно.

Где-то там - на лесной опушке -

Отсчитала года кукушка.

Отсчитала и замолчала...

Было страшного утра начало.

На рассвете от края до края

Застонала земля родная.

Жизнь отчаянно воздух глотала.

Над полями смерть хохотала.

Дым над полем. И лязг и скрежет.

Плоть живую чудовища режут.

"Тигры" движутся и "Пантеры",

Проверяя солдатские нервы.

Кровью застит глаза солдату.

Рвутся рядом с окопом гранаты.

Но не дрогнет солдат, не отступит!

Знает: мирное небо - БУДЕТ!

Не успел даже вскрикнуть мальчишка,

Что ромашкой закладывал книжку.

Где окоп был - зияет яма,

Лишь подумать успел он: "Мама..."

Раненый штурмовик /Егор Перцев/

Скрывался в траве "лепесток", оторвавший ногу.
"Трехсотому" сутки в посадке пришлось ползти.
Всего километр, но это было так много,
Больше намного, чем можно перенести.

Он полз без надежды, зная, что "птицы" заметят
И станут его преследовать по пятам.
Он знал, что умрёт, и уже смирился со смертью,
И был готов умереть, но только не там.

Минск свободен! /Сергей Васильев/

Я помню, как Янка Купала

Однажды с волненьем сказал:

"Моя Беларусь не пропала,

Фашист в Беларуси пропал.

Еще наши пушки и танки

Пойдут через Минск на Берлин!"

Сбылося пророчество Янки.

Поднялся народ-исполин.

Расправил широкие плечи,

Занес тяжеленный топор

И полем немыслимой сечи

Прорвался на минский простор.

Один упал головой к Москве /Степан Балакин/

Один упал головой к Москве.

Другой упал головой к Берлину.
А где-то матери плачут две -
У них и было всего по сыну.
А где-то пушки гремят во мгле.
Визжит снаряд, накрывая роту.
Идёт война по моей земле
Тяжёлым маршем чужой пехоты.
Артподготовки стихает шум.
Давай в атаку, кому охота!
Я похоронки вам подпишу
Свинцовым росчерком пулемёта.

35-я батарея /Евгений Большаков/

Здесь дикой силой вздыбленный бетон,

Их девять месяцев бомбили кряду.

Богов войны держался гарнизон,

До самого последнего снаряда.

Стою я молча, голову склонив,

Дань отдавая павшим здесь когда-то.

За Родину. За нас с тобой, живых.

И чтоб была Победа в сорок пятом.

Он лежал, зажимая раны /Александр Гусев/

Он лежал, зажимая раны,
Собирая остаток сил.
Танк со свастикой шёл упрямо,
По окопам из пушки бил.

Бой ещё не стихал с рассвета,
Резал душу снарядов свист.
Весь израненный, у лафета
Приподнялся артиллерист.

И казалось, остатком жизни
Грянул пушки горячий ствол.
Дрогнул танк и огнями брызнул,
Дым густой, как смола, пошёл.