Белый лист /Александр Сидоровнин/

На поле снег - вид белого листа,

А тут лежишь в окопе раскорякой.

И тишина такая - неспроста,

Обычно так всегда перед атакой.

А белый снег так празднично искрист.

Ты два часа уже как наготове.

И знаешь, что затопчешь белый лист,

Да что там, даже будут пятна крови.

Напишется история побед,

Вот на снегу на этом, чисто-белом.

Обстрел /Александр Яшин/

Снаряд упал на берегу Невы,
Швырнув осколки и волну взрывную
В чугунную резьбу,
На мостовую...
С подъезда ошарашенные львы
По улице метнулись врассыпную.

Другой снаряд ударил в особняк -
Атланты грохнулись у тротуара;
Над грудой пламя вздыбилось, как флаг,
Труба печная подняла кулак,
Грозя врагам неотвратимой карой.

Раненая скрипка /Александр Ветров/

В поезде, в прокуренном вагоне

Ехали попутчики в Москву.

Вечер хмур, на темном небосклоне

Еле-еле различишь луну.

И, достав из чемодана скрипку,

Инвалид безногий вдруг спросил:

"Можно я сыграю?"  И улыбку

Рядом с ним сидящим подарил.

Заиграл Вивальди он сонату,

А потом был всплеск "Дунайских волн".

Уваженьем к бывшему солдату

Как-то в миг проникся весь вагон.

И лились мелодии рекою,

В души принося тепло и свет.

Пела скрипка с нежною тоскою -

Видно тоже натерпелась бед!

В чьих руках была она когда-то?

Кто ещё на ней играть бы мог?

Инвалид с улыбкой виноватой

Наконец-то опустил смычок.

"Вот хочу, чтоб не была зыбыта

Грустная история моя.

Эта скрипка пулею пробита.

Выслушать прошу меня, друзья!

Шла война, ворвался враг в станицу,

Но понес существенный урон.

А в станичной маленькой больнице

Был хирург отличный - Пинкензон.

Сразу же его арестовали.

И в обмен на то, что будет жить,

Раненых немецких заставляли

В той больнице день и ночь лечить.

Но гудит взволновано станица -

Отказался доктор Пинкензон.

Вместо своей маленькой больницы

К месту казни был он привезен.

Вместе с ним ведут его сынишку -

С виду лет одиннадцать ему.

Мусей звали славного парнишку.

А его - за что и почему?

Губы парня дернулись в улыбке.

По-немецки, как из ада в рай:

"Разрешите мне сыграть на скрипке?"

Оберст* улыбнулся: "Что ж, играй!"

Морская пехота /Платон Андреев/

Когда бушлаты вскроются луной
Кроваво-красной северного неба,
А волны лютые навалятся стеной,
Мы ринемся в атаку из под снега.

И будет ветер биться в нашу грудь
Без орденов, в тельняшке, молодую,
Сегодня нам, братишка, не вздремнуть,
Сегодня мы познаем смерть живую.

Доживи, старшина... /Юрий Беридзе/

Задувает в траншею метель - вот тебе, старшина, и постель...

Засыпай, старшина, засыпай... 

                                             Где тот май? Ты не знаешь про май...

Даст Господь, доживешь до него, а пока среди этих снегов,

на кинжальных свинцовых ветрах -

                                                              доживи ты хотя б до утра...

Доживи... И опять доживи - до жары и до дней дождевых,

и до новых колючих снегов, и до взятых тобой городов...

Перед боем /Николай Перевалов/

Ждем. Не спим. Окопы роем
от реки в пяти шагах.
Тихо-тихо перед боем
на обоих берегах.

И налево, и направо

незаметная возня,
и луна у переправы -
свет ничейного огня.

За ракетою ракета

загорается дрожа.
Осторожный немец где-то
смотрит в ночь из блиндажа.

Штурмовая авиация /Владимир Литвишко/

Разбор полётов. Здесь же новички,

что в бой уйдут в составе экипажей.

Расширены у юношей зрачки.

А слушают - почти не дышат даже.

Рассказывает опытный пилот,

как выжить под обстрелом на штурмовке.

Привёл вчера он в дырах самолёт,

управился едва, со всей сноровкой.

Стрелок был ранен, но остался жив.

У лётчика в кабине есть осколки.

...Он речь свою ведёт про виражи,

про то, как отбомбиться с большим толком

и правильно использовать прицел,

а так же не терять ориентиры

и свой аэродром - возврата цель -

найти суметь, не став мишенью тира.

Парнишек этих учат неспроста.

В училище одно, а фронт - другое.

Им налетать бы хоть часов полста!

...Но подаётся вдруг команда к бою...

Помнишь ночь под Гератом, мой друг?... /Александр Карпенко/

Помнишь ночь под Гератом, мой друг?
Плыли звёзды чужие вокруг,
И слова долетали сквозь ветер:
"Умирать нам совсем недосуг,
Ждут нас руки далёких подруг
И ещё не рождённые дети..."

Пыль ползла по морщинам лица,
По тяжёлым доспехам бойца,
Мир казался огромным - и тленным.
Каждый шёл по пути до конца -
И, приняв свою долю свинца,
Разошлись мы по разным вселенным.

До свидания, Кавказ! /Николай Кирженко/

За брезентом - ветра вой

Да раскаты грома,

А ведь скоро нам домой,

В путь - с аэродрома.

Срок отбыли на войне,

На войне "формальной".

В Дагестане и Чечне

Есть угроза, но - извне,

А внутри - нормально.

За шесть месяцев блокпост

Стал обжитым местом,

Но подняться в полный рост -

Страшно, скажем честно.

Вроде тихо все окрест,

Перестрелки редки...

Талисманом у нас честь

Да нательный медный крест,

Как у наших предков.

Прощание с осенью /Юрий Никитенко/

Вот и осень кончается, схема предельно проста.
Белым снегом укроет, что было, уж скоро природа,
Чистотой провожая своей окончание года,
Как художник, смахнёт все огрехи резинкой с листа.

Новый год бег начнёт, тоже новый, так будет всегда.
Жаль, что так же нельзя, словно лист, очищать свою память.
Жаль, что с прошлым не договориться, и всё не исправить,
И друзей не вернуть, что погибли, уже никогда.

Я стою, отражаясь в граните, и снежной крупой

Вместе с ветром кинжальным из глаз высекаются слёзы,
И дрожат на плите, как живые, две алые розы,
Ну, а там, под плитою, никак не закончится бой.

Где-то там продолжают вгрызаться в скалу пацаны.

Где-то там меня тащат к "вертушке" Андрюха с Серёгой,
Я "плыву", а они говорят, что задело немного,
Что на "дембель" нам скоро, и все мы вернёмся с войны...

Когда война ещё не знала... /Михаил Михлин/

В тот первый год война не знала,

какая долгая она,

и всё ей, подлой, было мало

хмельного красного вина...

Она, как пьяный в буйной драке,

наотмашь била наугад -

и пацаны лежат в овраге

и в небо мёртвые глядят...

Крестов и звёзд в полях распятых

ни им, ни нам не сосчитать...

И в сорок первом сорок пятый,

ни им, ни нам не угадать...

Не угадать на поле минном,

где рыхлый снег, где крепкий наст...

Из всех виновных и невинных

Бог почему-то выбрал нас...

Здесь, подчиняясь чьей-то воле,

стал бугорками первый взвод.

И мы толкаем их по полю

На чёртов дзот!.. На чёртов дзот...

Мелькают трассеры над нами

и убивают их опять,

а мы, прикрывшись их телами,

как говорят - "за пядью пядь..."

Простите нам, друзья-солдаты,

но вы - последний наш оплот.

Два полных диска, две гранаты

и ваш замёрзший мёртвый взвод...

Нас молодых, седых и грешных

они поймут, они простят.

Их унесёт потоком вешним,

не удостоенных наград.

Мы все грехи потом отмолим,

и помянем, и отпоем...

Нам только выжить этим полем,

а остальное всё потом.

♫ Артиллерия - бог войны! /Виталий Теринг/

Это было давно, но мы помним, как встарь

Славно бился с врагами российский пушкарь.

Заслоняла Россию не раз от беды

Артиллерия - бог войны.

И в годины больших испытаний,

От берёз и от горя бела,

Не жалела Россия на пушки

Многопудовые колокола.

И в тяжёлом том звонком металле

Стойкость духа с медью слилась.

Далеко за пределы России

Слава русских пушек неслась.

Подарок маме /Константин Фролов/

С непривычки каждый мускул стонет,

Хоть ни грамма лишнего в "укладке".

Наш отряд бредёт по "серой зоне".

Безопасно лишь в лесопосадке.

Отчего-то ёкает в желудке.

Всюду посечённые деревья.

Наше дело - продержаться сутки

На краю покинутой деревни.

Заходить в деревню мы не стали.

Все дома, как видно, под прицелом.

На краю посадки окопались -

Хоть какой-то шанс остаться целым.

Сухпаёк - консервы да галеты.

Не впервой. Спокойно обойдёмся.

Главное - вода и сигареты.

С ними подкрепления дождёмся.

Там, на предварительном этапе,

Меж посадок лысый был кусочек,

Час назад по нам работал снайпер,

А чуть позже - наглый пулемётчик.

Оба косорукие, как видно -

Целились, но малость промахнулись.

Только нам нисколько не обидно,

Что вояки эти лопухнулись.

Солнце обещает тёплый вечер.

Но у нас нарушена "приватность":

Если появился дрон-разведчик,

Значит скоро будет неприятность.

На "Черном тюльпане" /Александр Кованов/

Диспетчер привстанет
на старенькой вышке.
На "Чёрном тюльпане"
взлетают мальчишки.
Нерусское небо,
крестом самолёта
распятое, слепло
на время полёта.

Под "Чёрным тюльпаном"
останутся горы.
Задышит туманом
полынное горе.
Их ждут - не дождутся
в Советском Союзе.
Ракеты взовьются
сигналом о грузе.

Отступать некуда... /Марина Юрченко-Виноградова/

"Велика Россия, а отступать некуда. Позади - Москва!"

- политрук Василий Клочков.

В жизни бывают такие моменты:

хода назад больше нет.

Гордость державы - в двухстах километрах...

Думать ли нам о цене

нашей Победы, грядущего ради

сколько атак отразим...

Стали сегодня друг другу, как братья,

русский, казах и грузин.

Биться - за город великий и статный,

Родины каждую пядь,

даже когда оголтелые танки

будут на нас наступать...

После парада свернувшие флаги,

русские насмерть стоят.

Руку стальную простёр для расплаты

красный горячий ноябрь.

Чудо-столице осталось молиться,

веря в счастливые сны.

Мы остановим прорвавшихся фрицев

жертвами духу Войны.

Ей подавиться бы каждым солдатом,

ставшим землёй и травой.

Реквием ветер споёт виновато

тем, кто погиб под Москвой.

Разъезд Дубосеково /Сергей Баренц/

Пройдя сквозь огонь грозовых канонад,
Сквозь беды, тревоги и боли,
Разъезд Дубосеково, словно солдат,
Глядит на зелёное поле.

То поле у мира всего на виду,
Сверкают кристальные росы.
Москву прикрывая, в суровом году
Здесь бились с врагом Двадцать Восемь...

Новобранцы /Аркадий Ляховецкий/

Дни юности - время неспешное,

Но грянет взросления год!

Неловкие, "буки", потешные

Под знамя встаём воевод.

Остриженными новобранцами,

Разбуженные поутру,

Бегом, под команды сержантские

Берёмся за воинский труд.

Отцов-командиров нотации,

Походы, броски, пшённый суп...

Солдатскими сгорблены ранцами,

Вышагиваем на плацу.

Военным химикам /Олег Боголюбов/

Мелькают дни, проходят годы,

Событий разных целый ряд...

Воспоминания, как воды,

То безмятежны, то бурлят.

И дни былые не забыты,

Саднит Чернобыля беда.

Войска химической защиты

Достойно справились тогда.

Возвращение /Юрий Егоров/

Я ещё вернусь к тебе
Грустным дождиком осенним,
Листопадом-сновиденьем,
При погонах и звезде.

Постучусь в твоё окно
Вместе с эхом утром рано,
Белым облаком тумана
Окунусь в твоё тепло.

Ты ещё так сладко спишь
Под шаги часов настенных,
В этих сумерках неверных
Занавесит окна тишь.

Треугольником письмо
На комоде. Неужели
Так листочки пожелтели?
Значит, всё-таки дошло.

Я вернулся /Юлия Вихарева/

Закусила запёкшуюся губу,
Покрестила, склонившись, крышку...
Я вернулся! В дощатом простом гробу -
Твой, убитый войной, мальчишка.

Не заламывай к небу дрожащих рук,
Посылая проклятья в осень.
Я хотя бы вернулся, а Лёха-друг -
Тот с войны не вернулся вовсе.

Первый снег - и не снег, а одна беда,
Весь ноябрь, признать, паршивый...
Как же я некрасиво упал тогда,
Когда пуля меня прошила!

Павшим гвардейцам /Георгий Иванов/

Я вижу ясно тот жестокий бой,

Треск пулеметов и снарядов вой,

Простреленных знамен столетний шелк,

Твоих знамен, Конногвардейский полк!

Смерть не страшна и слава впереди.

Самоотверженья огонь в груди.

Лети, молва, чтоб Родине принесть

О брани славной и победе весть!

Сломил героев схватки бурелом,

И ангел смерти осенил крылом.

Запевала /Владимир Силкин/

Какую хочешь песню закажи,
Любую песню знает запевала.
Давай, сержант, до первого привала
У нас с тобой нелёгкий путь лежит.
Давай, сержант, трудись до хрипоты,
Веди колонну на высокой ноте,
Ведь и в твоей невидимой работе
Мы узнаём солдатские черты.

Читателю /Алексей Сурков/

Что ж? Прожитых лет не воротишь вспять.

Мы взрослыми стали. А вспомнить по чести,

В семнадцатом, осенью, тридцать пять

Едва набегало обоим вместе.

Давай на границе семнадцати лет

В глаза своей юности взглянем спокойно.

Не наша ли жизнь обозначила след

В социализм сквозь невзгоды и войны?

Встань, молодость, песни походной сестра!

Под низким навесом пустой солеварни,

Обняв карабины, всю ночь у костра

Сидят восемнадцатилетние парни.

Разлапые сосны построились в ряд.

Окрашены заревом темные дали.

Безусые парни сквозь сон говорят

О жизни, какой никогда не видали.

Бушует набата полночного зык,

Горят на снегу кровяные пятна.

У юности нашей был строгий язык,

И мне и тебе с полслова понятный.

Параду 1941 года посвящается /Николай Шумов/

Ноябрь месяц. Непогода.
Зимы безрадостный мотив.
Война ввела шинели в моду,
На годы жизнь определив.

Передний край - он недалече...
Но будет праздничный парад.
Метель солдат накрыла плечи,
Как маскировочный халат.

Пошли колонны, снег вбивая,
Винтовки взяв наперевес...
И разносила мостовая
Шаги солдатские окрест.

На Десне /Евгений Долматовский/

Наполнив каску голубой водой

И голову лихую запрокинув,

С улыбкой льет гвардеец молодой

Струю Десны - напиток Украины.

Он, как вино, родную воду льет,

От радости и гордости пьянея.

В дыму, в крови грохочет наш поход,

Но чем трудней удача, тем вернее.

Вокруг стоят осенние леса,

Подернутые дымкой золотистой,

И вновь на все лады и голоса

В долинах эхо повторяет выстрел.

Не зачерствело сердце на войне,

Оно осталось жарким и влюбленным,

Оно прозрачной говорит волне,

Поющей и журчащей под понтоном:

"Струись, плыви до милого Днепра

И передай Владимирским высотам,

Что скоро сгинет черная пора,

Что мы идем с рассвета до утра,

И шаг наш богатырский схож с полетом".

Цветут стволы цветами побежалости... /Игорь Ринк/

Цветут стволы цветами побежалости*,
Орудиям стрелять уже невмочь,
И как солдат, шатаясь от усталости,
Сойдет в окопы фронтовая ночь.

...Ещё не спят фашистские ракетчики,
А за рекой, на этой стороне,
Уже сдают армейские разведчики
Партийные билеты старшине.

Воззвание Минина /Николай Глазков/

Русь терпела всяческие беды,

Города тонули в смутном мраке:

В Новгороде ликовали шведы,

И Москвою правили поляки.

Разорялись земли государства,

Разрушались терема и храмы...

Самое дородное боярство

Оказалось неспособным самым.

Был наследник Грозного повинен

В том, что смутные настали годы...

В эти дни нижегородец Минин

Обратился к русскому народу.

Призывал он златом и булатом

Ополчиться против иноземцев,

Прозвучал его призыв набатом

И объединил единоверцев.

Кукушка /Олег Кашицин/

И вот опять над нами тишина,
Закончен бой, и только на опушке,
Считая наши дни или года,
Кукует надоедливо кукушка.

Дурная птица, лучше расскажи,
Когда же мир здесь будет над полями,
Когда заколосится море ржи,
Чтоб веру в будущее мы не потеряли?

Придёт ли снова в нашу жизнь рассвет,
И доживут ли до него ребята?
И будет завтра тихо или нет,
А может снова воевать солдатам?

Коран /Дмитрий Московский/

А этот город так пылал,

Что ночью - словно днём...

В руинах я нашёл Коран,

Не тронутый огнём.

Смахнул осколки кирпича,

И пыль, и копоть стёр...

Старинный алый переплёт,

На нём - витой узор.

И я священный фолиант

Задумчиво листал,

Хоть на арабском языке,

Конечно, не читал.

Но знал я русский перевод.

И знал, что в Книге той

Таится древних истин свет -

Понятный и простой.

И кто-то громко крикнул вдруг,

Суров не по годам:

"Давай, в огонь бросай его!"

Но я сказал: "Не дам...

В Коране - никакого зла,

В сердцах таится зло..."

Запрыгнул с книгой на броню,

А впереди - село...

Торпедоносцы /Вячеслав Натальин/

Мотор на прогреве хрипит прогазовкой,

Солнце в кабинах играет зарёй.

Аэродром был разбужен шифровкой -

В Петсамо* уходит фашистский конвой.

Отброшены в сторону все разговоры,

Небо позвало своей синевой,

Были недолгими летчиков сборы:

Пора нам, ребята, идти на конвой.

"От винта!" - басовито взревели моторы,

Ракета над стартом яркой звездой.

Бросив на землю прощальные взоры,

Торпедоносцы ушли на конвой.

И, экипажи свои провожая,

Техников верных рассыпался строй,

Мысленно всем возвращенья желая,

Ведь это друзья их идут на конвой.

Растаяли точки в небесной лазури,

Лишь ветер гуляет над полосой.

Пусть вас минуют фашистские пули,

И не уйдет от разгрома конвой.

Под крылом проплывают озера и реки,

Сопки суровые тесной грядой.

Север останется русским навеки!..

Для этого парни идут на конвой.