Поклонимся великим тем годам /Михаил Львов/

Не забывайте грозные года,
Когда кипела волжская вода,
Земля тонула в ярости огня,
И не было ни ночи и ни дня.
Сражались мы у волжских берегов,
На Волгу шли дивизии врагов,
Но выстоял великий наш Солдат!
Но выстоял бессмертный Сталинград;

Весной сорок пятого года /Константин Ваншенкин/

Мелькали дома и опушки,
Дымился туман над водой.
И мылся в гремящей теплушке
Чуть свет лейтенант молодой.
Он ждать не хотел остановки,
Входя в ослепительный день.
А сзади его для страховки
Держали за брючный ремень.
Стоял он в летящем вагоне,
Судьбу принимая свою,
И лили ему на ладони
Воды неудобной струю.

Берлин /Павел Великжанин/

Берлин залит дождем огня и стали,
Но детский плач был громче, чем война:
Потерянно стоит среди развалин
Там девочка немецкая одна.

А может быть, отец ее в гестапо
Служил, а мать эсэсовкой была...
Но вот она лепечет "мама, папа"
Из пулями оббитого угла.

И может, брат ее, слепой от злости,
Все ближе целит пулеметный ствол...
Но тут солдат, чьи дети на погосте,
Поднялся, крикнув только: "Я пошел!"

♫ 27 апреля /Сергей Яровой/

В горах под Пешаваром, в Пакистане,

Решив позор плененья кровью смыть,
В ночь группа пленных подняла восстанье,
Чтобы хоть день свободными прожить.

Нас не сломили рабские колодки,
И даже автоматы нас не взяли.
Враги трусливо всех прямой наводкой
Из пушек пакистанских расстреляли.

♫ Бадабер /Константин Фролов/

Нам не будет никогда тридцати.

Наши матери не встанут с колен.
От отчаянья не даст им уйти
Безысходное, как стон, слово "плен".

Им не вынести в домах тишины.
Никаким теплом нельзя их согреть.
И уже не разогнуть им спины
До свистящего, как хрип, слова "смерть".

Нас два десятка, молодых и сильных,
Но до смерти измученных парней,
Познавших "прелесть" тесноты могильной
В одном из пакистанских лагерей.

Не все, наверно, побывали даже
В атаках, быстротечных и лихих.
Но кто и как сюда попал - неважно.
Мы кровью смоем все свои грехи.

За спиною... /Алексей Гудович/

За спиною и горы, и горе.
За спиною военный Афган.
И строкой автоматною вторит
Эхо долгое, прячась в туман.

За спиною погибшие души
И пропавшие души ребят.
И мы с болью еще будем слушать
Эхо долгое, глядя назад.

Чернобыль /Анатолий Викулин/

Ликвидаторам

Была весне Европа рада.
Москва готовилась к параду.
А дачники к страде -
Оставить зимние хрущебы,
Успеть с картошкой хорошо бы.
А слова звонкого "Чернобыль"
Не слышали нигде...

АЭСы по стране шагали,
И физики торжествовали.
Дождь мегаваттный лил.
Но дисциплина захромала,
И глупость, распахнув хлебало,
С реакторами поиграла,
И Ангел вострубил. *

"Нет, без бинокля слишком мелко, -
Шептал, скользя в своей тарелке,
На Землю глядя, Бог. -
Бывают и на Солнце пятна,
Но все же очень непонятно,
Зачем чудак неадекватный
Взорвал четвертый блок?"

Эвакуация в апреле.
Все ликвидаторы смотрели
Автобусный парад.
С собой не надо брать ни блюдца!
А чтобы оставляли тут всё,
Наврали, что все-все вернутся
Дня через три назад.

День над Бендерами /Александр Крылов/

А Бендеры звенят тишиной,
В сердце ужас, как холод стальной.
У войны - словно отдых дневной,
Так обманчив покой над землей.

Но не слышен своей пули свист,
Как не слышен слетающий лист...
Выстрел снайперский бьет, будто хлыст,
Купол неба предательски чист.

Добить врага /Марина Струкова/

Морозны горные луга,
кровь на снегу сквозит огнями...
Как тяжело добить врага,
что скорчился между камнями.

Ты видишь смуглое лицо,
оскал страдания и злости,
он ранен, он попал в кольцо,
болят раздробленные кости.

Он смотрит русскому в глаза,
в отчаянную ярость взгляда,
где совесть шепчет: "Так нельзя!"
А долг командует: "Так надо!"

Салют /Вероника Тушнова/

Мы час назад не думали о смерти.
Мы только что узнали: он убит.
В измятом, наспех порванном конверте
На стуле извещение лежит.

Мы плакали. Потом молчали обе.
Хлестало в стекла дождиком косым...
По-взрослому нахмурив круглый лобик,
Притих ее четырехлетний сын.

Потом стемнело. И внезапно, круто
Ракетами врезаясь в вышину,
Волна артиллерийского салюта
Тяжелую качнула тишину.

Танк /Константин Симонов/

Вот здесь он шел. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.

Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.

Вот здесь он, все ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.

Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли еще дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.

У меня погиб солдат /Денис Ли/

Памяти Стаса "Грека" Шембелиди

У меня погиб солдат -
Сын погиб и чей-то брат,
Чей-то друг, и божий раб...  
У меня погиб солдат.

И пусть разница в годах между нами - три весны,
Для него я, как отец, был на пожарище войны.
Командиром...

Как же мог я быть не рядом, с ним не рядом в этот час?
Смог бы грудью взрыв принять тот, обезвредить тот фугас.

У меня...
                  погиб...
                                   солдат...
Господи, скажи, за что?
Не молчи, ведь мне в гробу матери вручать его!

Мать /Леонид Молчанов/

Дорога за окнами стынет,
И снова все дни напролет
Ты ждешь возвращения сына
И веришь: он скоро придет.
Вот-вот распахнется калитка,
Войдет он в родительский дом
С такою знакомой улыбкой
В сиянии глаз голубом.
Посмотрит спокойно и прямо
В осеннем мерцании дня
И скажет: "Встречай меня, мама!
Ну как ты живешь без меня?.."

♫ Ступив за хребет Гиндукуша /Виктор Верстаков/

Ступив за хребет Гиндукуша,
Где солнце тускнело во мгле,
Бессмертную русскую душу
Пронес по тревожной земле.

Свинцовые трассы летели
В его нежелезную грудь,
Отметив рубцами на теле
К бессмертию пройденный путь.

Я знаю, никакой моей вины /Александр Твардовский/

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они - кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,

Это было до войны... /Аркадий Ляховецкий/

Это было до войны. Если кто не помнит,
Той, что промелькнула в блоках новостных,
Отгремела грозами над Эвксинским Понтом*,
Над руном золотым берегов Апсны*.

Это было до войны, той, чьи зрели сроки,
Что рвалась захлестнуть древний горный край.
Санаторий "Чкалова" сталинской постройки:
Портики, колонны, пролетарский рай.

Это было до войны, но у самой кромки,
За которой огонь, беды и разор.
Лето. Гагры. Нижний парк. Хор цикад негромкий,
Первый отпуск наш вдвоем, "бархатный" сезон.

Волжская баллада /Лев Ошанин/

Третий год у Натальи тяжелые сны,
Третий год ей земля горяча -
С той поры, как солдатской дорогой войны
Муж ушел, сапогами стуча.
На четвертом году прибывает пакет.
Почерк в нем незнаком и суров:
"Он отправлен в саратовский лазарет,
Ваш супруг, Алексей Ковалев".

Баграм. Панджшер. Саланг. Кабул /Алла Кошмелюк/

Баграм. Панджшер. Саланг. Кабул. *
Рок. Наважденье. Наказанье.
И, погружась в воспоминанья,
Я снова слышу стрекот пуль.

Первая смерть /Семён Гудзенко/

Ты знаешь,
                      есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть
                             однокашника, друга...
Мы ждали разведчиков в жаркой избе,
молчали
                 и трубку курили по кругу.

Картошка дымилась в большом чугуне.
Я трубку набил
                              и подал соседу.
Ты знаешь,
                      есть заповедь на войне:
дождаться разведку
                                       и вместе обедать.

"Ну, как там ребята?..
                                         Придут ли назад?.." -
каждый из нас повторял эту фразу.
Вошел он.
                    Сержанту подал автомат.
"Сережа убит...
                              В голову...
                                                   Сразу..."

Уходят парни на войну /Александр Тюльпин/

Уходят парни на войну.
Когда? Зачем? И почему?
За ними Северный Кавказ,
Они отрезаны от нас,

Они прижаты вдоль реки,
А с ними дети, старики
Большого города Цхинвал.
Той ночью город задрожал,

И опрокинулись дома.
Мы не узнаем никогда
Всех, кто здесь был,
Тех, кто здесь пал,

Ведь здесь был тыл,
Весь город спал,
Когда огня девятый вал
Упал на дрогнувший Цхинвал.

Память /Виктор Колмаков/

Я взят из школы в эту мясорубку.
С врагом сражался, ранен, и не раз...
Такую жизнь закручивала шутку,
Казалось, наступил мой смертный час.
Познал и плен, и пытки, и побеги,
Но выжил... Жизнь входила в берега,
Встречал вполне заслуженно Победу
В сожжённом логове сражённого врага.

Лейтенант вернулся из Герата /Владимир Климович/

Лейтенант вернулся из Герата...
Жив. Здоров. И орден на груди.
Лучшею невестой, как наградой,
Земляка поселок наградил.
Мать не наглядится -
Сын в порядке,
Только душу оторопь берет:
Что это за горестные складки
Очертили юношеский рот?

Молитва военного врача /Алексей Червяков/

Прошу тебя, милая, выживи!
Нам нужно встретить рассвет!
Тебя конопатую, рыжую
На тот не отдам я свет!

Тебя, с косичками грязными,
Туда не отпустит тот
Старик с батальона связи,
Что у палатки ждет.

♫ Ошибка /Анатолий Пшеничный/

Виноватую улыбку ты не прячь, военкомат.
Говорят, была ошибка девять лет тому назад.
Там, где звезды над крестами золотым обведены,
Кто-то сонными бровями двинул в сторону войны.

И рванулись батальоны, от речей навеселе,
По афганской прокаленной, ненавидящей земле.
Золотая чья-то рыбка, чей-то звездный календарь.
Уж какая там ошибка, коль обещана медаль?

АПЛ Комсомолец /Сергей Марусенко/

Ребра шпангоутов в каждом отсеке,
Как обручальные кольца.
Обручены с глубиною навеки
Мы - экипаж "Комсомольца".

Сделались частью бездонной пучины.
Годы текут, словно реки...
Смелые, полные силы мужчины.
И молодые... Навеки!

Ночная тревога /Вероника Тушнова/

Знакомый, ненавистный визг...
Как он в ночи тягуч и режущ!
И значит - снова надо вниз,
в неведенье бомбоубежищ.

И снова поиски ключа,
и дверь с задвижкою тугою,
и снова тельце у плеча,
обмякшее и дорогое.

Как назло, лестница крута, -
скользят по сбитым плитам ноги;
и вот навстречу, на пороге -
бормочущая темнота.

Богатыри /Федор Халтурин/

В степи
                 на ощупь,
                                     наугад,
По азимуту,
                        без дороги
Идут солдаты.
                             Час назад
Комбат поднял их по тревоге.

Еще во власти снов ночных,
Оставив теплые постели,
Они идут.
                    Звенят на них
Обледенелые шинели.

Белграду /Екатерина Польгуева/

Свинцовые мгновенья стали днями,
Что неподъемней стопудовой гири.
Мы слишком задержались в этом мире,
Расцвеченном кошмарными огнями.

А взгляд не отвести. Как смерть красива!
Как ужас завораживает души!
И мертвая вода уста нам сушит,
Но живы, - неужели все же живы?

А дни сложились в черные недели,
От взрывов лето наступило раньше.
И стало пусто и совсем не страшно, -
Мы этого, наверное, хотели?!

Солдат Империи /Марина Струкова/

Ты устал жить сражения ради,
вычислять и выслеживать смерть,
ты устал, каменея в засаде,
сквозь чужие руины смотреть,
ты устал в перекрестье прицела
чьи-то темные лица ловить.
Это тяжкое нужное дело -
бунт на южных границах давить,
где привал - неземная отрада,
где письмо - долгожданная весть...
Но Россия сказала: "Так надо".
И солдаты ответили: "Есть!".

"Мессершмитт" над окопом кружит... /Юлия Друнина/

"Мессершмитт" над окопом кружит,
Низко так - хоть коснись штыком...
Беззаветной солдатской дружбой
Я сдружилась в боях с полком.
Формировки, походы, сраженья -
Как положено на войне.
Поздней осенью в окруженье
Изменило мужество мне.

На повязке бурые пятна,
У костра меня бьет озноб.
Я сквозь зубы сказала:
- Понятно!
Положенье - хоть пулю в лоб.
Что ж, товарищи, отвоевалась.
Хватит. Дальше идти не могу...
И такая, такая усталость,
Так уютно на первом снегу,
Что я думала: будь что будет,
Ни за что не открою глаз...