На опушке дымятся подбитые танки /Алексей Зарицкий/

На опушке дымятся подбитые танки.
Остывают орудия.
Грохот затих.
Мы в леске придорожном,
На светлой полянке
Схоронили друзей боевых.

Осень листья стрясала с калины застылой:
За листком неохотно срывался листок,
Покружившись печально над братской могилой,
На сырой опускался песок.

Военный - сорок первый /Сергей Смирнов/

Передний край, коварный и угрюмый,
Без жителей, без песен, без огней...
Он говорит - ты о Москве не думай, -
А я молчу и думаю о ней.

Она меня учила, поднимала.
Мне мало иногда по вечерам
Ловить ее из рупора.
                                    Мне мало
Замедленных,
                         как письма, телеграмм.

Она моя!
                 Она трудом досталась,
И потому она еще родней.
Я не в Москве, но сердце там осталось.
Вот почему я думаю о ней.

♫ Спасибо, авианаводчик! /Валерий Бурков/

Наш батальон залёг у скал -
В засаду он в горах попал.
Комбат кричит: "Давай, браток,
Тебе работать вышел срок!"
С надеждой смотрит на меня:
"У неба запроси огня!"
"На связь, я "боцман", мы внизу,
Сейчас вам цели подскажу".

Бросаю дым: "Я здесь, я свой,
Душманы рядом, предо мной.
Левее метров двести храм,
Там дзот, туда и надо вам".
А дым предательски идёт,
Меня душманам выдаёт.

Привязанность /Юрий Беридзе/

Вот и выпала привязанность...
А привязан я к броне:
хоть и дышишь вволю газами,
все же держишься на ней
в час, когда, срываясь в вой,
бэтээр, как пес чумной,
прется горною дорогой
к блокпосту в селе Шатой.

Весь в пыли, пропитан сажею -
не беда... Зато уж не
полыхнешь в отсеке заживо,
как бывает на войне,
в час, когда, срываясь в вой,
бэтээр, как пес чумной,
прется горною дорогой
к блокпосту в селе Шатой.

Умирает усталый день, догорая /Алексей Сурков/

Умирает усталый день, догорая.
Не шелохнут пыльные кроны берёз.
А на юг, за рекой, без конца и края,
Серый пепел, влажный от вдовьих слёз.

Пробивается пламя сквозь пепел стылый,
К горизонту уходит пехота, пыля.
Заколдована злой чужеземной силой,
Ты лежишь в столбняке, родная земля.

Приход немцев. Сентябрь 41 года /Николай Полянский/

Вести с фронта все хуже и хуже.
Гул орудий совсем недалек.
Появились осенние лужи.
Потянулись войска на восток.

Удивлялись мальчишка и мама, -
Кто бы дал им понятный ответ...
Вон над домом - немецкая "рама"*,
А советских давно уже нет.

Миноносцы /Сергей Гамаюнов/

Суров, студён полярный океан.
На узком рейде трубы миноносцев:
Идёт война. Здесь раз в полгода солнце
Кровавым оком смотрит сквозь туман.

По борту слева - Новая Земля
Своими льдами вечными качает.
Сегодня в бой! А ветер всё крепчает,
Валов тяжёлых глыбы шевеля.

Лишь раз в неделю - пресная вода.
И соль на всём! Чисты лишь только души...
Восьмые сутки без тепла и суши,
В мечтах и снах - горячая еда...

Но вот звучит команда по постам:
- Все по местам и с якорей сниматься!
А мы давно готовы по местам,
За долг и честь, за Родину сражаться.

Саша Кузнецов /Марк Лисянский/

В Полтаве,
                     в сквере городском,
В зеленом тихом пламени,
Под нарисованным флажком,
Как под гвардейским знаменем,
Под легендарною звездой
В цветах могила братская:
Лежит в ней воин молодой,
В ней спит судьба солдатская.
В кругу товарищей-бойцов,
Чей путь оборван бомбою...
Мой друг, мой Саша Кузнецов,
Прости вину огромную,
Мою вину перед тобой
За то, что на свидание
Иду протоптанной тропой -
И нет мне оправдания!

Первое прощание /Феликс Чуев/

Форма песочного цвета. Пилоты.
Строгая музыка. Тихая речь.
И ожидающий звук вертолёта
на полосе, раскалённой, как печь.

Руки возьмут, напружинясь, поднимут
на грузовик, а вокруг - пустота.
Щёлкнет последний любительский снимок,
и застучат осторожно борта.

Ветрам над Русью /Андрей Андреев/

Знал ли ты, вещий, что ляжет в твоей жизни луг,

Русские земли подвигнувший с рабских полатей?
Тысячей тропок и малозаметных излук
Верные долгу и сильные крепостью рук
Вскинулись здесь заодно, исполчившись на татей.

Дышит в затылок тревога засадных дружин:
Долго ещё выжидать за ветвями дубравы?
Галицкий князь зубы стиснул до лобных морщин,
Ждёт твой сигнал, чтоб поднять седоков из лощин,
Молнией пасть на ордынцев, не ждущих расправы.

Из той другой, из настоящей жизни /Сергей Ефимов/

Ты промолчишь, что снятся серпантины,
Что руки чешутся, скучая по цевью.
Зовут в страйкбол из офиса мужчины,
В спортзале бегают и бэцэашки пьют.

На рукавах приталенной рубашки
Сверкают запонки - подарок от коллег.
Пока твой кофе стынет в белой чашке,
Ты ворошишь бумаги на столе.

Из той другой, из настоящей жизни
Ещё один вернулся на щите.
Трёхкратный залп, обещанный Отчизной,
Звучит в твоей душевной пустоте.

Закат над Эльвой /Павел Булушев/

Рукопашная - штука страшная,
даже если -
                     позавчерашняя.
Рукопашная, рукопашная -
бесконтрольная,
                        бесшабашная!..

Всё в ходу: и штыки, и финки.
Выручай, пистолетный выстрел!
Рукопашный свал - по старинке:
хоть зубами грызи,
                                но - выстой!

Рукопашный бой - он без вызова.
Все, что видишь,
                 все грудью встречай там.
Выстоял - народился сызнова.
(Так потом и толкуй внучатам.)

Атака /Борис Орлов/

Весь корабль напряженно дрожит.
Что за страсть пробудилась в металле?
Ниже волн наше море лежит.
Отклоняется курс к вертикали.

Баллада о кукле /Анатолий Молчанов/

Груз драгоценный баржа принимала -
Дети блокады садились в неё.
Лица недетские цвета крахмала,
В сердце горе своё.
Девочка куклу к груди прижимала.
Старый буксир отошёл от причала,
К дальней Кобоне баржу потянул.
Ладога нежно детишек качала,
Спрятав на время большую волну.

Ночь /Людмила Дубинская/

Гоню дурные мысли прочь.
Боюсь, опять наступит ночь.
И снова взрыв, и тяжесть плит,
И дом наш кровью весь залит.

Морской охотник. Новороссийский десант 1943 /Сергей Кашин/

Николаю Михайловичу Башилову,

матросу сторожевого катера

Морской охотник* вёз десант. Для них удача
Безлунной ночи темнота и дождь в придачу.
Без света шли, без шума шли, ни зги не видно.
Доплыть. За землю умирать не так обидно.

Суровы лица моряков, черны бушлаты,
В карманах дюжина рожков для автомата.
Полоска берега вдали по курсу где-то.
Кто доберётся, там заляжет до рассвета.

Чуть завиднеет, встанут в рост в атаку роты,
Пойдут вперёд на высоту на пулемёты.
Из ста останется один, но немца выбьют,
Новороссийск освободят или погибнут.

Яблоня на минном поле /Александр Прокофьев/

Она в цвету. Она вросла в суглинок
И ветками касается земли.
Пред ней противотанковые мины
Над самыми корнями залегли.

Над нею ветер вьёт тяжёлым прахом
И катятся седые облака.
Она в цвету, а может быть, от страха
Так побелела?
                           Не понять пока.

Вечный Сон. Сентябрю 1999-го /Дмитрий Янковский/

Всем жертвам серии терактов в сентябре 1999 года

Ночь разбужена дымом и серой,
Ночь обрушилась множеством тонн,
В этой маленькой, хрупкой вселенной
Стал могилой холодный бетон.

Пыльный камень ласкают сирены,
Разнося по окрестностям стон.
Вечным сном спят руины и стены.
Вечным сном спит холодный бетон.

Рассказ /Михаил Кошкош/

Возвращаясь домой, наша группа попала в засаду.
Подорвалась машина. Меня отшвырнуло с брони.
И спасла меня тень от большого куста винограда.
В винограде меня не заметили, видно, они...
Помню, видел троих, - их худые сутулые спины,
И отчетливо слышал гортанный чужой разговор.
Суетились они у подорванной нашей машины,
И я видел, как раненых там добивали
В упор...

Тендра - славная победа! /Андрей Степанов/

...Приказ: опять в поход сбираться,

Неделя - снасти подлатать
И вновь с эскадрой турок драться!
Что ж, нам уже не привыкать.
Задача: встретить у Лимана
Наши фрегаты, дальше рьяно
Искать и бить Гуссейн-пашу!*
Сейчас подробно опишу
Ход битвы достославной, жаркой -
Что до сих пор я помню ярко...

...Уж море осенью дышало,
Задули сильные ветра...
На волнах корабли качало...
Мы к Тендре подошли с утра...
Василь Пахомов крикнул с марса*
Своим негромким хриплым басом:
- Ту-урки! И все на якоря-я-ях!
- Отменно! Шли сюда не зря!
Сигнальте: атакуем сходу!
Как раз наш ветер и погода!

На взрывы в Москве. Сентябрь, 1999 год /Юлия Мартынцева/

Прости, я не знаю, что будет,
Судьбу предсказать не в силах;
Но вижу: страдают люди,
Страдают совсем безвинно...
А рядом взрываются бомбы
И рушат дома жилые;
В покинутых катакомбах
Ищут: "Есть кто живые?"

♫ Я помню /Дмитрий Маслов/

Я помню, осень позолотой
Покрыла парки и сады,
Как принимали мы Присягу,
Как наши деды и отцы.

Как с уголков большой Отчизны
Слетались дружно, как орлы,
Чтобы служить в Афганистане,
Со всех республик пацаны.

Я помню горы, перевалы,
Нагретый солнцем автомат
И караваны с Пакистана,
Тропу их к городу Калат.

Я помню выстрелы и взрывы,
Я помню точку с ДШК*,
Как шли в атаку мы за речкой,
Стрелявших духов в кишлаках.

♫ Три танкиста /Борис Ласкин/

На границе тучи ходят хмуро,

Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.

Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отважен и силен,
У границ земли дальневосточной
Броневой ударный батальон.

Там живут - и песня в том порука -
Нерушимой, крепкою семьёй
Три танкиста, три весёлых друга -
Экипаж машины боевой.

Бородинская битва /Елена Орлова/

Бессмертная слава солдатам той сечи!

Окрасилась кровью родная земля.
Ржут кони. Боль, стоны и звуки картечи.
Огнем полыхают леса и поля.
Держались геройски. В дыму, по опушкам,
Исчадием Ада дух смерти витал.
Накала не выдержав, лопались пушки.
Свист сабель, залп ружей и ядер металл.

Четыре минуты /Григорий Русаков/

Лишь четыре минуты отпущено Родиной время.
Кто судил и назначил зачем-то войной арбитраж?
Кто, скажите, когда-то, каким метрономом отмерил
По минуте на брата, сложив это всё в экипаж?

И сжимается мир, ограниченный танковым люком,
И механик-водитель спускается в чрево брони,
И четыре танкиста разделят всю жизнь по минутам,
Уходя в поединок на волю фортуны-судьбы...

Танки /Лариса Васильева/

Какие-то строгие тайны

Из дому отца увели,
А вскоре по улицам танки
Гудящей волной поползли.
Я прятала руки за ватник
И следом за танками шла,
Не зная, что ожил тот ватман
С его заводского стола,
Что ожил тот ватман, который
Похитил отцовские сны.
По длинным людским коридорам
Шли новые танки страны.

Напиталась кровью переправа /Владимир Литвишко/

Напиталась кровью переправа -
те мостки, что строились вчера,
шириной в наш танк. В ста метрах справа
под обрывом найдена дыра -

путь в овраг, куда ушла разведка.
Жаль, но лучше нет здесь ничего.
...Пролетая, пули режут ветки.
Положенье, в общем, таково,

что язык назвать никак не сможет,
тот клочок - плацдармом, на пути.
А сапёров взвод, считай, положен.
Большинству - не больше двадцати.

...Их в воде на выбор немцы били
сверху, безответно - наповал.
Разве к танкам прирастишь ты крылья...
Чем поможешь? Если б только знал!

У терроризма нет лица /Владимир Сергеев/

1. У терроризма нет лица...

В далеком городе Беслан
Сегодня очень много ран,
Течет сквозь крики кровь детей -
Боль неопознанных смертей.

Как в мире все же много зла!
Но это зло - презлей всего:
Их беззащитные тела
Бандиты жалили легко,

И ужас плыл из детских глаз,
С экранов падая на нас...
Как это все остановить?
Террор, убийства... Как нам быть?

Бойцу "Вымпела" Андрею Туркину /Андрей Андреев/

Ты знал, что увидишь, Черкес, но такого не ждал:
Десятки раздетых детей - шевелящейся грудой,
Удушливый дым, после взрывов заполнивший зал,
Стрельба и истошные крики, звучащие всюду.

Отчаянье. Паника. Страх. Безразличие. Боль...
Треск выбитых окон, открывший дорогу спецназу.
Желание рвать на куски эту мразь исподволь:
Руками, зубами, кинжалом - а лучше всем сразу!

Куски штукатурки, кирпич и осколки стекла.
И много нескладных фигурок - все ростом по плечи.
Взгляд рыщет по лицам бегущих над планкой ствола:
О том, чтоб отвлечься от цели, не может быть речи!

Наша память о Беслане /Ирина Яненсон/

Проходит жизнь, усилив свой разбег...
Восходит солнце каждым утром ранним...
Но раз в году пусть каждый человек
В огромном мире вспомнит о Беслане.

Сентябрь шепнёт ветрами, что пора
Зажечь в день памяти поярче свечи
И вспомнить, как со школьного двора
Бежали из горящей школы дети.