Солдатское поле /Алексей Серенин/

В сердце вечной России и у меня,
Оглушенное тишью и грохотом адским,
Опаленное зноем и жаром огня,
Это русское поле зовется Солдатским.

Где-то плесы глядят в задремавшую синь,

А на поле сердца в память гулко стучатся,
Горьким запахом пороха пахнет полынь,
И закаты солдатскою кровью сочатся.

Дни и ночи не мирной, а ратной страды
Здесь в огне бушевали, в легенды слагаясь,
По Солдатскому полю до Волжской воды
Лишь сейчас можно долго идти, не сгибаясь.

Письмо солдата /Александр Лях/

"Здравствуй, мама!

                                     Пишу тебе вновь перед боем.

Знаю, весточку эту

                                   ты ждёшь, дорогая моя.

Солнце гладит устало

                                        золотое, душистое поле,

Облака проплывают,

                                     словно ворох цветного белья!

Ветер тёплой волной

                                       набегает, лаская берёзы.

И не верю порой,

                                  что с врагом оголтелым война!

Ты дождись меня, мам...

                                          через время, дожди и морозы.

Я вернусь... Я же точно вернусь,

                                                       как проснётся весна!

Знаешь, мама,

                            я скучаю по нашему саду,

По улыбке твоей

                                и по ласковым, добрым глазам...

Здесь опять упыри

                                 по Артёмовску долбят из "Градов",

Не поймут: я же русский,

                                               своего никому не отдам!

Вертолёты /Игорь Жданов/

Кривые сосны, рыжее болото,
Песок и море с четырёх сторон.
Не часто прилетают вертолёты
На дальний остров,
                           в наш дивизион.
Не часто прилетают вертолеты,
А мы их ждём.
                   А мы их очень ждём.
Закончены ученья и работы,
А мы стоим
                    и курим под дождём.

Мы видим море.

                         А за морем где-то
Лежит земля,
                        доверенная нам,
Порученная ротам и ракетам
И нашим обмороженным рукам.

♫ Гранитные солдаты /Евгений Гринберг/

Уж сколько лет прошло, как превратились в даты

Те дни, в которых боль, в которых дым и чад.

И нам об этих днях гранитные солдаты

Пронзительно и горестно молчат.

Как хочется вздохнуть, гранитною рукою

Стереть с крутого лба обильный мокрый пот.

И вместо вечного высокого покоя

Хлебнуть хотя б на миг простых людских забот.

Как хочется сорвать и подарить невесте

Простой лесной цветок, что в ветерке звенит.

Как тяжело стоять на этом славном месте

И слышать, как в груди сжимается гранит.

Как хочется сойти к подножью пьедестала,

Стать на коленях: "Мамочка, прости!"

Заплакать ей в подол... О, как она устала!

Она ведь завтра может не прийти...

♫ Я хочу, чтобы знали там... /Александр Минаев/

Устало солнце мерить путь,
Упало солнце за кайму
Тоскливых гор, стянув края долины.
Я ставлю крест в календаре

На долгом, бесконечном дне.
Мой век длинней на сутки стал, 

А значит, доживу до ста.
Пусть не до ста, но только чтоб быстрей в Россию.

Но разрывается душа...

Остался лишь какой-то шаг
Ступить до трапа по земле Афгана.
Так дай же, Господи, мне сил 

Проститься с тем, кого любил,
Оставить радость, боль и злость

И всё, что пережить пришлось,
За серебристым фюзеляжем АНа.

27 января 1945 года /Ольга Берггольц/

...Сегодня праздник в городе. Сегодня
мы до утра, пожалуй, не уснём.
Так пусть же будет как бы новогодней
и эта ночь, и тосты за столом.

Мы в эту ночь не раз поднимем чаши
за дружбу незапятнанную нашу,
за горькое блокадное родство,
за тех, кто не забудет ничего.

И первый тост, воинственный и братский,
до капли, до последнего глотка, -
за вас, солдаты армий ленинградских,
осадою крещённые войска,
за вас, не дрогнувших перед проклятым
сплошным потоком стали и огня...
Бойцы Сорок второй, Пятьдесят пятой,
Второй Ударной, - слышите ль меня?
В далёких странах, за родной границей,
за сотни вёрст сегодня вы от нас.
Чужая вьюга хлещет в ваши лица,
чужие звёзды озаряют вас.

Но сердце наше - с вами. Мы едины,
мы неразрывны, как и год назад.
И вместе с вами подошёл к Берлину
и властно постучался Ленинград.

Медаль!.. /Николай Браун (старший)/

Пройдя сквозь долгий грохот боя,

На слиток бронзовый легла

Как символ города-героя

Адмиралтейская игла.

Взгляни - заговорит без слова

Металла трепетный язык.

И воздух города морского,

И над Невой подъятый штык.

Вся бронза дышит, как живая,

В граните плещется река,

И ветер ленты развевает

На бескозырке моряка.

И даль пылает золотая,

И синью светят небеса.

И вдруг, до слуха долетая,

Встают из бронзы голоса:

"Мы так за город наш стояли,

Так эту землю берегли,

Что нынче музыкою стали,

Из боя в песню перешли.

Мой город /Ольга Кожухова/

Я не могу себе представить

Мой город - раненый, больной,

Трамвай, идущий от Заставы,

Застигнутый в пути войной.

Театра скорбные колонны,

И груды щебня позади,

И толпы женщин утомленных,

С детьми, прижатыми к груди...

Воронеж! Город белых улиц,

Окраин пышные сады,

Вот тополя его, сутулясь,

Окутались в огонь и дым...

Домодедово. 24 января 2011 года /Ирина Брагинская/

Он ждал, спешил в аэропорт...
Уж близко приземленье рейса.
Держал в руке цветы и торт,
А в сердце - для любимой песню.

Ещё мгновенье, взгляд её
Поймал, теперь уж не отпустит.
"Она - сокровище моё!
Люблю!" - подумал он без грусти.

Освенцим /Владимир Сурнин/

Недоброй славой над Европой рея,

Под перекличку узников и плач,

Кряхтя, и он дожил до юбилея -

Пускай не как солдат, но как палач.

Сюда, скорей не то чтоб повиниться,

А обозначить некий ритуал,

Собрались чехи, швабы и валлийцы,

Горячий грек и непокорный галл.

Одна семья... Но, как это ни гнусно,

И в ней не поубавил траур спесь.

Но ещё хуже, что не будет русских,

Лишь русским не хватило места здесь.

Поверить ныне трудно в небылицы,

Но оказалось, если взять на понт:

Концлагерь вызволяли украинцы,

Раз Украинским назывался фронт.

Такую операцию едва ли

Предусмотрел Генштаб или нарком, -

О ней не догадался б даже Сталин,

Хоть вовсе не считался простаком.

Наверное, невеждам на закуску,

Чтоб сотрясали воздух до основ,

Оставил он ещё три Белорусских,

И парочку других больших фронтов.

И всем хватало за глаза названий,

И шли на Запад, коль уж по пути,

Якут и русский, коми и армяне, -

Да весь Союз, как картой не крути!

Заговорённый... /Ирина Горбань/

Заговорённый домик
(крестик венчает двери),
Рядом горят сараи,
Тихо рыдает мать...
Жить суждено в разгроме
Всем, кто в него не верит,
Но только несгораем
Тот, кто готов страдать.

Я не готов, поверьте,
Мне бы немного мира,
Мне бы любить и верить,
Знать, что живет Донбасс,
Жаль, что дорога к смерти -
Это моя квартира
С выбитой взрывом дверью
Сквозь временной кадастр.

День инженерных войск России /Игорь Артюхов/

Нет лучше в мире инженеров,

Что служат в Армии у нас.

Тому войны былой примеры -

Любой был выполнен приказ.

Минёру не даны ошибки,

Познания столь высоки,

Он, как скрипач в игре на скрипке,

А руки у него - смычки.

Без переправы нет атаки -

Понтоны ставить на реке.

Российские войска в отваге

Построят мост в одном броске.

Бессмертное поле /Борис Репин/

Я к тебе с поклоном, поле боя,
Ничего былого не забыв.
Нас теперь осталось только двое.
Остальных - как не было в живых.

Не судьба, родимое, а судьбы.

Здесь они. И среди них моя.
Мы с тобой - свидетели и судьи.
Ты бессмертно, полюшко, а я?..

Где-то у последнего привала,
Перед расставаньем на краю,
Всё забуду с самого начала.
Вспомню лишь, как ты меня спасало,
Как тебя я прикрывал в бою.

По крошеву седого асфальта... /Вячеслав Натальин/

По крошеву седого асфальта злыми рывками,

По площади серой.

Глазницы пустые дворца чадят перед нами,*

Жаль, в бога не верю.

Ещё сотня метров осталась, но он не поможет,

Дыханье срываю,

И выплеснет чёрный подъезд мне прямо на кожу

Злобное пламя.

18 января 1943 года /Анатолий Молчанов/

Мы ждали прорыва блокады
Полтысячи дней и ночей
В мученьях блокадного ада,
Средь тысяч и тысяч смертей.

Сплочённые общим страданьем,
Без света, тепла и еды,
Мы жили, крепясь ожиданьем,
Единою верой тверды.

О нет, мы не ждали покорно,
Чтоб сняли блокаду извне,
И сами пытались упорно
Пробить брешь в фашистской стене.

Из писем на Большую Землю /Юрий Воронов/

Наш город в снег до пояса закопан.

И если с крыш на город посмотреть,

То улицы похожи на окопы,

В которых побывать успела смерть.

Вагоны у пустых вокзалов стынут,

И паровозы мёртвые молчат, -

Ведь семафоры рук своих не вскинут

На всех путях, ведущих в Ленинград.

Луна скользит по небу одиноко,

Как по щеке холодная слеза.

И тёмные дома стоят без стёкол,

Как люди, потерявшие глаза.

Но в то, что умер город наш, - не верьте!

Нас не согнут отчаянье и страх.

Мы знаем от людей, сражённых смертью,

Что означает: "Смертью смерть поправ".

Слава /Константин Симонов/

За пять минут уж снегом талым 

Шинель запорошилась вся. 

Он на земле лежит, усталым 

Движеньем руку занеся.

Он мёртв. Его никто не знает. 

Но мы ещё на полпути, 

И слава мёртвых окрыляет 

Тех, кто вперёд решил идти.

Авиаторам афганского неба /Николай Кирженко/

По прошествии многих лет

Забываются лица и даты.

Одному лишь забвения нет:

От инверсий белесый цвет

В небе знойном 

Баграма, Герата,

Кандагара, Кабула, Газни...

Там, вдали от родимого дома,

Вам афганские аэродромы

Зажигали свои огни.

Стою, молюсь /Инна Кучерова/

Стою, молюсь и жду трамвая

На склоне гаснущего дня.

Война. Декабрь. Передовая

В трёх километрах от меня.

Я слышу, как грохочут пушки,

Перебивая автомат,

"Урал" завёлся на опушке,

Увозит в госпиталь ребят.

И если звуки долетают

Ко мне морозною зимой,

На том конце войны, я знаю,

Услышат тоже голос мой!

Памяти военных журналистов /Иван Гаман/

Яркий жилет с надписью "PRESSA"

Для СВД отличная цель.

Пуля не дура, пуля - принцесса,

Щедро штампует список потерь.

- Помнишь, Алёнку с "Сияния Севера"?

Ну, мы с ней работали на интервью.

Вчера на фугасе... Алёнка не верила,

Что вот так просто возьмут и убьют.

Саня Шувалов... На прошлой неделе...

Седьмая поездка, а вышла - последняя.

Попали в засаду... Не доглядели...

Жилетка-мишень в лохмотья расстреляна.

Фотокор /Александр Пятаченко/

Она явилась в батальон
в шинельке хлипкой.
Сперва боялась под огнём,
потом обвыкла.

Комбат устало понукал

и крыл обозных,
полк от границы отступал,
а тут - фотограф.

Бежали люди в ковылях,
стреляет немец,
у мёртвой матери в руках
кричит младенец.

Подводы, танки, шум, содом
на переправе,
нахальный "мессер" над мостом
идёт кругами.

Меня, не расстреляют перед строем /Владимир Литвишко/

Меня не расстреляют перед строем,

хоть злостно и не выполнил приказ:

отбив атаку, стать, как все, героем -

одним из тех, кто мир сегодня спас!

Не довелось, поднявшись из окопа,

свой штык вонзить в бегущего ко мне.

...В висок осколок - наповал - ухлопал...

Претензий нет к погибшим на войне.

А был бы жив - вполне могли придраться,

прервав в момент из оправданий нить,

Без названия /Ирина Мацигура/

А я не то чтобы и рад,

Но так уж будет...

А в небе новый автомат,

Гляди, и ссудят.

Мне полоснул какой-то бес,
На вид - лейтёха.

Но дислокация с небес -

Не так уж плохо!

А небо синее на взгляд -

Почти колодец.

И всюду ангелы кружат,

Крылатый взводец.

Трепещут крылья на ветру,
АК хреначит.

Я им - За Родину! - ору,

А эти плачут.

Видать, не сваришь кулеша

С таким-то взводом!

Но я леплю из "калаша"

Под небосводом!

В моём калиновом сельце

Нагрелась баня...

А мне привиделась в конце

Моя маманя...

Когда-то /Александр Сидоровнин/

Как бы мы ни старались,

Без падений - никак.

Важно, чтоб поднимались

Мы для новых атак.

Не бросала нас смелость,

Где за Родину-мать.

Чтобы лучше умелось

Не "за так" умирать.

Чтобы били закаты

Нам всё время в лицо

В дни, когда мы солдаты

Из когорты бойцов.

Чтоб несли наши кони

Нас всё время вперёд.

Чтобы враз - без агоний,

Если кто-то умрёт.

Ты не знаешь, мой сын... /Владислав Занадворов/

Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит свое выраженье.
Это - изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это - боль головная, что ломит висок;
Это - юность моя, что в окопах истлела;

Варежки /Борис Макаров/

...Жила в селе старушка-вековушка,

Возила почту на слепом коне.

У той старушки в крохотной избушке

Сто варежек висело на стене.

Ах, варежки! Какая не мечтала

Из сельских модниц - парочку бы ей,

Но бабка Настя каждой отвечала:

"Все варежки для Варюшки моей."

И шел слушок. Не злой, а так, от скуки,

Почти имея почву под собой,

Что у старушки золотые руки,

Но, видимо, неладно с головой.

Ведь время было страшным и суровым,

Еще следы войны не заросли.

И за полбулки хлебушка сырого

На рынок люди варежки несли.

И там стояли, грезя, как о счастье,

Продать товар дороже и быстрей,

Твердила, голодая, бабка Настя:

"Все варежки для Варюшки моей."

Она скончалась в самые морозы,

Потрескивали веточки берез,

И председатель нашего колхоза

Сосновый гроб на кладбище увез.

Никто не плакал, не шумели речи -

В войну привыкло к горестям село.

Лишь у коня слепого на уздечке

Сосулька намерзала тяжело.

Потом пришли в холодную избушку,

И кто-то, к центру выдвигая стол,

Неловко на пол уронив подушку,

Под ней письмо солдатское нашел...

Жалею /Юрий Беридзе/

Снег уже запорошил глаза,
небо в них стекленеет...
Я бы мог напоследок сказать,
что не смерть - панацея
от беды, мной оставленной вам,
от снарядных разрывов,
но уже не даются слова -
и лежу молчаливо...
Без меня вам отныне искать,
если есть, панацею,
если нет - воевать, бедовать...
Я лежу и жалею...

♫ На Дороге Жизни /Александр Розенбаум/

В пальцы свои дышу -

Не обморозить бы.

Снова к тебе спешу

Ладожским озером.

Долго до утра

В тьму зенитки бьют,

И в прожекторах

"Юнкерсы" ревут.

Пропастью до дна

Раскололся лёд,

Чёрная вода,

И мотор ревёт:

"Вправо!"

...Ну, не подведи,

Ты теперь один

Правый.

Фары сквозь снег горят,

Светят в открытый рот.

Ссохшийся Ленинград

Корочки хлебной ждёт...

Вторые сутки напролёт... /Наталья Кулакова/

Вторые сутки напролёт
Проклятый дождь всё льёт и льёт,
И тучи к небу прицепились мёртвой хваткой.
Экран локатора погас,
Но мы с него не сводим глаз,
И надо ждать, спокойно ждать другой раскладки.

Нам не поднять своих машин,
А где-то Славка, он один,
В глуши, в тайге, едва живой, мы курим молча.
Успел в эфир он прокричать:
"Идёт гроза! Квадрат "сто пять"!
Вернусь, ребята! Я - счастливчик, между прочим!"

Квадрат "сто пять" молчит опять,
Зачем нам карту изучать?
Дороги в небо мы всегда с землёй сверяем.
Нам только б вырваться в полёт,
Ведь дождь идет, а Славка ждёт.
И как он там, мы ничего пока не знаем.

Тепло /Дмитрий Московский/

Я слишком помню этот Новый Год.

Прямой эфир с весёлым человеком,

Который травит древний анекдот

И поздравляет с наступившим веком.

Зовёт друзей на королевский бал,

"Где точно никому не будет скучно...",

Но снова прерывается сигнал,

И пять минут экран горит беззвучно.

Потом опять не видно ни черта,

Лишь отголоски праздничной рутины...

А за бетонной стенкой блокпоста

Салютом новогодним рвутся мины...

Неумолимо множатся тела,

Осколками растерзанные слепо...

А нам желают "счастья и тепла",

Последнее - особенно нелепо...

Мы слушаем всё это, как в бреду,

Под комментарий шутника-старлея:

"Тепла вполне достаточно в аду.

И, видимо, чем дальше - тем теплее..."

В тот новый год /Любовь Баженова/

В день праздничный, а в декабре последний,

Случилась эта страшная беда...

В Сибири лес таинственный и снежный,

И мама стол накрыла, как всегда.

А сердце бьётся, выскочить готово,

Сжимает болью неизвестный страх.

Душа, что речка в ледяных оковах.

И не от лука слёзы на глазах.

Такая тишина плыла над миром!

Но Грозный был воинственно суров.

А ночь готова стать кровавым пиром,

Чтоб разорвать объятия оков.

Но праздничных всё ближе бой курантов,

Сгустились тучи, и темнее ночь.

Майкопская колонна шедших танков

Как сможет все удары превозмочь?!