Чернобыльская баллада /Лев Ошанин/

Ты вырвалась из сердца поневоле,
По требованию совести людской,
Баллада смерти и баллада боли,
Баллада чистой верности мужской.
Когда бедой чернобыльской пахнуло,
Когда упал наладчик неживым,
Был первым здесь начальник караула,
Владимир Правик с воинством своим.
Гляжу в его лицо - вот-вот расправит
Он эту складку меж густых бровей.
Завидный хлопец он, Володя Правик,
Из тех, чьё сердце - гордость матерей.

...Сбить надо пламя! Срезать пламя надо,

А то оно собьёт - слепое - с ног.
И вот уже взлетел и встал с ним рядом,
Как стриж весенний, Виктор Кибенок.

Ещё ладони Вити не отвыкли
От пахнущего зеленью руля.
Он только что летел на мотоцикле,
Кипеньем белым пенилась земля.
И Танино лицо в венке из вишен...
А здесь, за столько метров от земли,
Под ними огненно вздымалась крыша.
Погибели не видя и не слыша,
Они вершили просто, что могли.
Как удивителен мужской характер,
Когда он достигает высоты,
Когда разверзся атомный реактор
И справиться с несчастием должен ты.
Что будет дальше - понимали оба,
Но был другой реактор недалёк,
Им просто очень надо было, чтобы
Не дать огню пройти в соседний блок!
И пламя сбили! Но из-под прищура
Увидел Виктор, задыхаясь сам,
Как, вдруг присев, провел сержант Тишура
Рукою по горящим волосам.
А у Володи пламя полушалка
Танцует, плещет в суженных зрачках...
Наталка, двухнедельная Наталка,
Такая долгожданная Наталка
На вытянутых Надиных руках...
Со всем, что было бесконечно милым,
Теперь навеки оборвалась нить.
Спасти реактор было не по силам,
Они имели право отступить.
Мы в памяти панфиловцев проносим,
Но снова, хоть для всех войне отбой,
Их, самых первых, тоже двадцать восемь,
Тех, без раздумья кинувшихся в бой.
И если бы глухой ночной порою
Те парни долг не выполнили свой,
Все было бы непоправимей втрое,
И ты, быть может, был бы неживой.
Их смерть была ступенями победы -
Там, на вершине, светятся они.
И тысячи других рванули следом,
Чтобы вернуть земле живые дни.
Могло б не быть событий этой ночи,
А сколько жизней отдано и сил
За то, что кто-то где-то был неточен,
За то, что кто-то в чём-то поспешил.
Чернобыль - только маленькая веха
Растущей человеческой беды.
Чернобыль - эхо ядерного века,
И может быть, грядущего следы.
Негромкий выброс, а беда какая...
А что, как бомба с пасмурных высот,
Страстям бесчеловечным потакая,
В небытие полмира унесёт?..
Не ожидая пышных фолиантов,
Цветы вплетает Родина в венок
Вам, мальчики, герои-лейтенанты,
Владимир Правик, Виктор Кибенок.
Героям прошлых вёсен нет забвения.
Всё мелкое и злое отстраня,
Тревожные сближая поколенья,
Вновь молодость на линии огня.

26 апреля 1986 года, через несколько минут после взрыва на Чернобыльской атомной электростанции, к месту катастрофы прибыли пожарные расчеты под руководством начальника пожарной части ЧАЭС майора Леонида Телятникова.

Считалось, что в СССР просто не могло случиться радиационной аварии. Поэтому среди радиоактивного пара и воды, выброшенных из реактора радиоактивных кусков топлива и графита пожарные работали без специальных средств защиты от радиации - лишь в брезентовых робах, рукавицах, касках, многие сняли противогазы.

Эта ночь обрекла их на тяжелые формы лучевой болезни, незарастающие ожоги, поражение легких, сердца, иммунной системы и недолгую жизнь. А шестеро из них - Владимир Правик, Виктор Кибенок, Николай Титенок, Василий Игнатенко, Николай Ващук и Владимир Тишура - получили настолько страшные дозы облучения, что в течение месяца умерли мучительной смертью, буквально выгорев изнутри. Они похоронены на Митинском кладбище в Москве.

Майору Леониду Телятникову, лейтенантам Виктору Кибенку и Владимиру Правику присвоено звание Героев Советского Союза (двум последним - посмертно). Ценой своей жизни и здоровья первые ликвидаторы локализовали пожар на четвертом блоке и предотвратили его распространение на третий блок, тем самым спасли тысячи человеческих жизней.