Пьян, как глупый звонарь, не читающий старые святцы,
Я сидел под орехом за новым дубовым столом.
А напротив меня - друг, с которым успел попрощаться,
Но он выжил, и вот повстречались - опять повезло.
Зазвучал сквозь помехи - почти неразборчиво - голос, -
Это давеча, шилом сквозь годы, принёс мне его телефон, -
Боль - в виски, и в глаза - хищно вгрызлись голодные осы...
А под сердце хук ткнуло до спазма короткое: "Он!"
Суетилась жена, этот стол на двоих накрывая,
Начиняла с душой душу карпа и душу гуся;
И огурчики тож, что томила в рассоле заранее,
Пригодились. Картошка в укропе измазалась вся.
Я, как чёрт, жёг казан на костре, распаляя капризное пламя,
В казане так шкворчало, что слюни - цунами - во рту...
А дружок вспоминал - мысля вслух - обо мне и Афгане,
И катились слова в тёплый вечер, как жидкая ртуть.
Я успел позабыть, а быть может, дружок что прибавил, -
Вроде, было такое, а может, и не было... Нет?
Жадно ели мы память, как плов, прямо с жизни руками,
Догорая в аду, что пытает нас столько-то лет...
И добавив своё, память - басму зирою приправив, -
Чёрт, откуда во мне отыскалось то множество слов...
